Перерождение
Когда Дима предложил отдать наши последние деньги нищему, я, не зная, как реагировать, просто посмеялся и сказал, что нам тогда придётся топать до дома пешком.
Диму этот ответ, кажется, устроил, так как через минуту он уже поддевал пальцем последний рубль, что никак не хотел выбираться из маленького кармашка кошелька на этот собачий холод. И я его полностью понимал. В такую погоду хотелось ехать домой, сидя в нагретом печкой салоне какого-нибудь Uber, но никак не топча заветренную грязь из песка и подтаявшего снега.Лохматый бомж в прожжённой сигаретами синей болоньевой куртке и коричневых вельветовых брюках принял деньги как-то безучастно, в ответ лениво осенив нас неполным крестом, невнятно пробормотав что-то о благодарности Всевышнего и нашем вечном здравии.
Убрав деньги во внутренний карман куртки, он снова вытянул руку, повернув желтой ладонью квер
― Не, ну ты смотри на него. Да он же пропьет всё! ― не в силах смириться с утратой, набросился я на Димку, когда мы отошли от мужика на десяток метров.
― Ты бы с радостью сделал то же самое.
― Это другое. Посмотри на него — здоровый мужик, он не в состоянии пойти работать?
― А ты не в состоянии пройтись пешком? Посмотри на себя — заплыл весь и закис, ― он не хамил и не повышал голос, просто указывал на те вещи, которые я и сам прекрасно знал.
Я бубнил ещё минут десять, пока губы не обветрились и не треснули. Облизнув их в очередной раз, я почувствовал соленый привкус крови и, наконец, замолчал.
Сырой ветер вырывался из дворов, залезая мне под куртку и щекоча ребра. Хотелось как можно скорее добраться до родного квартала, где всегда было немного теплее. Может, это потому, что район находился близ химического завода, а возможно, меня грели мысли о том, что дома ждет суп с клецками и бутылка егермейстера.
